Взять третью бабушку

Как остановить поток плохих новостей из интернатов для пожилых? В казенных учреждениях очень многое упирается в регламент и нормативы, зачастую противоречащие всему тому, к чему люди привыкли за предшествующую жизнь. Альтернатива есть: все больше людей хотят взять в дом одиноких бабушку или дедушку. Причем отнюдь не бесплатно. Одна из наиболее эффективных опекунских программ работает в Якутии. Полезный опыт изучил корреспондент «Ленты.ру».

«Эвены старые, к примеру, в прежние времена просили себя на нарты посадить — и в поле уезжали умирать, — говорит Никита Прокопьев из министерства труда и социального развития Республики Саха (Якутия). — Кочевые люди, кочевые традиции: обузой не быть, особенно когда мороз и еды на всех не хватает. Сейчас такого нет, конечно…»

Якутская традиция, объясняет Никита, — оседлая, потому изначально иная: «Всегда детей раздавали тем, у кого не было — бездетным, да. Особенно когда у тебя, например, уже пятый-шестой ребенок в семье. И стариков всегда старались по родне и соседям разбирать».

Старик по договору

Оказание услуги по присмотру за человеком пожилого возраста — на основе договора гражданско-правового характера (ГПХ). Так по-бюрократически называется программа, по которой одинокие старики находят новые семьи — причем за государственный счет.

Что-то подобное так или иначе действует в трех десятках российских регионов. В Якутии, однако, особый случай, как и многое в самом большом регионе страны. Прежде всего, программа приемных семей для пожилых в республике — одна из первых, ей уже четыре года. Отсюда и охват: у новых «родных» — за пределами казенных учреждений — сейчас живут 98 стариков. Притом что в полутора десятках республиканских домов престарелых и инвалидов — 863 человека от 60 лет и старше.

Кто в домах престарелых? Как уверяют якутские чиновники — в основном приезжие. Золото Алдана, Нерюнгри — нефтегаз и БАМ, алмазы в Мирном. Здесь находятся основные точки приложения сил для тех, кто приехал в Якутию. И самые популярные адреса отправления — из квартир в богадельни: когда силы кончаются, а родные либо не могут, либо не хотят. Или их просто нет в доступной от Якутии близости. Или вообще — нет.

«Около 10 процентов в семьях. Хотим больше и будем над этим работать. По крайней мере, уже сейчас очереди на места в дома престарелых нет», — подводит промежуточный итог Анастасия Аккуратова, глава департамента социального обслуживания, опеки и попечительства в республиканском Минтрудсоцразвития. В этом году правительство Якутии выделило деньги еще на 100 семей — были бы желающие взять третью бабушку, как здесь обобщают суть программы.

Таковых, впрочем, все больше.

Бабушка с первого дня

«Может быть, не стоит писать настоящее имя бабушки?» — спрашивает Валерия Пахомова. Поясняет: «У нее же учеников много, могут расстроиться — как так вышло, что у людей живет». Потом все же решает, что можно: «Билюкина Мария Трофимовна, ей 71 год. Учила 40 лет русскому языку в школе, в нашей деревне. Меня не учила, я в другой школе была — сестер, братьев учила. Нас в семье шестеро было. Она нам родная давно, стыдиться нечего».

Семья Валерии и сестры Билюкины были соседями задолго до того, как Пахомовы взяли Марию Трофимовну в свой новый дом — в Марху, благоустроенное село в ближнем пригороде Якутска. Их общая родина — деревня Елечей, Мегино-Кангаласский улус, далеко за рекой Леной. «Деревянный дом, отапливаемая печка, — описывает Пахомова жилье Марии Билюкиной до смерти ее старшей сестры и переезда. — То есть нормально все. Просто дом все-таки ветхий, и одной в деревне жить нелегко».

О программе Мария Билюкина узнала сама — из газет. После смерти сестры два года назад рассказала Пахомовым, предложила жить вместе. Те согласились сразу и охотно; быстро собрали документы. «Выписка на дом наш, характеристика с работы, — перечисляет необходимые бумаги Валерия. — Мужа моего зовут Нюргун, он работает в школе спортивного мастерства, медик». Сама Валерия Васильевна теперь домохозяйка: «Детей двое, в школу, в детский сад надо возить». Еще нужна справка о зарплате — «чтобы понять, насколько приемная семья самодостаточна, и избежать корыстных мотивов», говорит Никита Прокопьев, и медицинские справки со всех, включая Марию Трофимовну.

Ежемесячно 18 582 рубля — столько в этом году выделяет правительство республики тем, кто берет в дом пожилых. Выходит дешевле, чем содержание одного койко-места в доме престарелых. «Для нас это выгодно», — не скрывает Аккуратова. Хотя взять домой на ПМЖ старика — выгода не только для бюджета. В сельской местности, где работа есть не всегда, 18,5 тысячи в месяц — деньги более чем приличные.

«Что-то вроде родственников родственников», — определяет Никита возможное родство Марии Билюкиной и Пахомовых. Прямая родня в программу не попадает. Максимум — «седьмая вода на киселе, но кисель-то все равно свой», говорит Прокопьев. «Дети с первого дня бабушкой Марию Трофимовну называют. И мы ее сразу как бабушку восприняли», — отмечает Валерия.

Как закрыть интернаты

План-максимум по «программе третьей бабушки» — разгрузить интернаты, в идеале до последнего жителя. Тем более что из самих казенных учреждений Якутии — как, впрочем, и по всей стране — время от времени поступают плохие новости.

Из последних: в ноябре прошлого года группа жителей дома престарелых в Якутске пожаловалась на условия содержания, питания и на порядок расчета пенсий. А в феврале случилась трагедия в буквальном смысле: в Якутске же насмерть замерз 42-летний житель пансионата для стариков и инвалидов. Отпрашивался на день рождения к другу, вернулся после девяти вечера — когда двери учреждения уже были закрыты. Охрана возвращения не заметила. В результате — ночь на морозе и смерть.

Профильное руководство — от интернатской дирекции до министра труда и соцразвития Александра Дружинина — было уволено по итогам разбора полетов в этом месяце. Вопросы, разумеется, остались.

«Ужас, конечно, и вопиющее безобразие, больше сказать нечего, — говорит о февральской трагедии Аккуратова. — И факты по ноябрю частично подтвердились. Во многом все произошло потому что плохо работали психологи: общение для тех, кто живет в домах престарелых, — такая же необходимость, как уход и питание».

Общий котел — действительно, рассадник раздражения: дают вареную рыбу, а любишь жареную. В интернатской столовой свинина и говядина — а кто-то, особенно из местных, хочет оленину и жеребятину. Дело не в том, что одно дешевле, а другое дороже — для Якутии в целом еще вопрос, где что легче раздобыть. Хотя, в принципе, любое мясо здесь не деликатес, а осознанная необходимость: вегетарианство при средней полугодовой зиме в минус 40 массово не приживается. «Просто ни олень, ни жеребенок — традиционная здесь еда — нормативами для домов престарелых не предусмотрены», — обращают внимание в якутском Минтрудсоцразвития. Санитарные нормы, диетология и прочие федеральные требования, для всей страны.

А хочется же того, к чему за жизнь привык. Значит, и по этой причине — нигде, кроме как в семье. Да и дверь там откроют вовремя.

«Что хочу, и не по звонку»

«Мы с Прасковьей Ивановной начинали вместе еще в общежитии жить, два года назад», — говорит Нюргуяна Бускарова, молодой проектировщик дорог. Если нормативы соблюдены, общежитие для попечения тоже не запрещается. История — примерно такая же, как у Пахомовых: Бускаровы и медсестра Прасковья Духова жили дом в дом в Нюрбе — центре одноименного улуса, близ Мирного. Сестринского стажа у Прасковьи Ивановны — на десятки лет, районная больница. Своей семьи, детей нет.

Разница только в том, что за Марией Билюкиной смотрит вся семья. А за 83-летней Прасковьей Ивановной — только Нюргуяна, недавно окончившая вуз. Уже в своей новой квартире в 10-м микрорайоне Якутска: «Работа здесь лучше, интереснее, чем дома».

Молодость Нюргуяны и ее занятость препятствием для опекунства не стали — тем более ее родители тоже живут в Якутске, заходят проведать бабушку постоянно. Да и дом престарелых для Прасковьи Ивановны изначально даже не рассматривался. «Табак не переношу, — говорит медсестра Духова. — Старики, мужчины пожилые очень много курят у нас. Хотя я однажды на праздник приезжала — нас, ветеранов, собирают, — так они еще и колбасу лопают. Видно, здоровье хорошее в их-то годы».

У Нюргуяны чисто до блеска, от плиты аромат — как раз жеребенок, традиционная для якутской зимы еда. А на столе стоят мармеладные конфеты, их Прасковья Ивановна — в отличие от колбасы — очень любит. «Мне можно, — говорит она, выуживая очередную. — Мне в мои годы все можно. Я здесь своей жизнью живу, пенсия при мне, кушаю — что девочка хорошего, натурального принесет. Не кислое, не острое. И не по звонку».

«Попасть в хорошую семью — счастье, — говорит Мария Билюкина. — Как будто дома живешь. Интернат же — все казенное, все общее. А здесь свое». Она просит говорить помедленнее — ей трудно воспринимать: «Вот голос детей я на подсознательном уровне уже слышу, часто угадываю, что они мне могут сказать».

Мужа у пожилой учительницы русского — как и у медсестры Духовой — не было, и своих детей тоже нет. Только те, что у Пахомовых, — и неизвестно, кто кого присвоил: бабушка новых внуков или наоборот. «Нынешние совсем другие, такие времена, — говорит Мария Трофимовна. — Все у них в технике, иной мир совсем. Городские вне зависимости от того, где живут: много видят, много слушают. И все равно — мои дети, мои внуки».